О тетушке Ане

Об этой скромной женщине надо было рассказать в моём сайте значительно раньше, но её «будничная» натура и, извините за такое определение, как «отсутствие изюминки» в её повседневной жизни, не позволяли мне сделать это раньше[1]. Рассказ о ней вполне можно было бы поместить в очерке «Женщины в моей жизни» моего сайта. Но там я разместил очерки-наброски о знакомых мне женщинах не по признаку биологического родства, а как раз о тех, кто дополнял моё бытие своими интересными и содержательными (и даже – историческими) биографиями. Возможно какое-то ложное тщеславие переполняло мою душу от моего с ними знакомства, хотелось показать – вот мол, какого я удостоился внимания! А родственники это ведь – обыкновенные представители той массы людей, данные нам судьбой, как неизбежность, – полагал я. Скажу, более, я не чувствовал угрызения совести в своём «предательстве» моей родни. Потихонечку я, наконец, стал писать в сайт очерки о них – своих родителях; составил их родословную в виде генеалогических дерев, и это принесло мне некоторое удовлетворение. Оглядывая все предыдущие очерки, и, имея желание и время, – я понял, что пора «отдать долг» тем «серым мышкам», коим я родня. И первым в этом плане – рассказ о моей тетушке Ане.

 

Вологодская родня

 

Итак, вначале о моих вологодских ближних родственниках со стороны отца – Ивана Васильевича Коренева. Не вдаваясь в далёкие поколенные росписи древа «кореневского» рода, скажу, что у моих деда и бабушки (по линии отца и тетушки Ани, о которой я здесь веду рассказ), Коренева Василия Константиновича (1871 - 1937) и Березиной Секлетиньи Ивановны (1873 - ?) было 17 детей – две пары близнецов (умерли в младенчестве); далее – Кирилл, Настасья, Феодосия, Павел, Илья, Самуил (умерли в юности) и, наконец, выжившие и оставившие после себя наследников: Александра (1893 - ?), Евстолия (1897-1981), Владимир (1900 - 1968), Анна (1902 - 1972), Евдокия (1904 - 1991), Иван (1910 - 1941), Петр (1916 - 1941). Родились они все либо в деревне «Хутор Берег» у реки Шексны, либо в деревне Скребино. Семья деда выживала в основном за счет ведения натурального деревенского хозяйства, где трудились все, чуть ли не с 7 лет. Образование дети получали в церковно-приходских школах, а далее юноши перебирались в районные центры и продолжали обучение в различных профессиональных школах и училищах и т.д. Так мой отец обучался в Череповце в Педтехникуме с 1923 г. по 1926 г., а после этого окончил земледельческое училище.

 

 

 

 

 

Девочки тоже не сидели, сложив руки, а занимались домоводством и рукоделием. По большей степени в семействе Кореневых девицы плели бесподобные вологодские кружева, созданные долгими зимними вечерами при сальных свечах, а то и – при лучинах. От Наташи – внучки Евстолии Васильевны, мне стало известно, что одной из лучших вологодских кружевниц в 1920-1930-х гг., как раз, и была её бабушка, и её фамилия (уже в 1919 г. изменённая в замужестве на Левичеву) красуется в Большой Энциклопедии, как достояние народного творчества нашей страны. С этой тетушкой Толей я познакомился где-то в 1958 г., и она показывала мне, как плести на валике с булавкам с помощью коклюшек ажурные кружева. Мне и в голову не приходило, что это – искусство высокого полета декоративно-прикладного русского народного искусства[2].

Утро. Река Шексна

 

Вот вижу, что уже много написал, а рассказ о тетушке Ане почти и не начат. Но без передачи её жизненной среды, рассказ о тёти был бы бедноват. Исправляясь, хочу сразу сделать следующим сообщение: благодаря её стараниям все братья и сестры (в качестве «плацдарма» по их переселению в Ленинград) поначалу оседали в её маленькой квартире! Начиная с 1925 г. и по 1960 г. она переселила из Вологодчины всех из семейства Кореневых (а это, порой, уже были и родственники, обремененные своими семьями). Поэтому не только братья и сестры, но и их дети и супруги оказались пригретыми в её скромной квартире, а значит и в Ленинграде. 

 

Кореневы, слева направо - Анна, её муж; Иван, муж Евдокии, Евдокия

 

Сама тётя Аня сумела перебраться первой из семейства Кореневых в Ленинград в 1920 г. и прописалась в комнате по адресу ул. Воинова (бывшая – Шпалерная) д.8, кв.20., став дворником. В эту первую её квартиру приехала её сестра Дуся, затем братья Иван и Пётр[3].

 

Удостоверение Ивана (моего отца)

 

Сестра стала работать при Канонерском заводе лодочницей-перевозчицей через Канонерский канал, а братья, не имея постоянной прописки, трудились там, где бог даст. Забегая вперёд, отметим в судьбе двух последних одинаково печальную и героическую страницу в их жизни: оба ушли добровольно защищать город Ленинград и погибли, его защищая, в 1941 г. А до этого мой папа, Иван Васильевич, встретил мою маму (Ольгу Тимофеевну) и в 1936 г. они поженились. И стали они жить-поживать по адресу, где проживала мама – пр. М.Горького, д.27, кв.40. Сюда в этом же году к сыну и свекрови отпустили на проживание со справкой из Коротецкого сельского совета моего деда пенсионера и вдовца, Василия Константиновича.

 

 

По словам моей мамы, дед был тихим, скромным и опрятным старичком и ездил в Ленинграде по своим детям: от сына Ивана то к дочери Ане, то – к Евдокии. Затем в мае 1937 г., когда появился у моих родителей первенец – сын Сергей, дед уехал на лето к себе на Вологодчину и там, в августе 1937 г. представители НКВД его и арестовали. Вот что можно прочитать в Мартирологе про моего деда:

 

Коренев Василий Константинович 
Год рождения 1871 
Место рождения Ленинградская обл., Чарозерский р., д. Скребино 

ПЕРИОДЫ ЖИЗНИ:

Служение

Ленинградская обл., Чарозерский р., Коротецкая церковь 
д и а к о н 
Год окончания 1937 

Аресты

Ленинградская обл., Чарозерский р., Хутор Берег 
Год ареста 1937 
День ареста 10 
Месяц ареста 8 

Осуждения

тройка при УНКВД по Ленинградской обл. 
03/09/1937 
Статья ст.58-10 УК РСФСР 
Приговор высшая мера наказания - расстрел 

Кончина

1937 
День 9 
Месяц 9 
расстрел 
Место Ленинградская обл., Левашовская пустошь 
Место захоронения Ленинградская обл., Левашовская пустошь 

Публикации:

1.Ленинградский мартиролог, 1937-1938: Книга жертв политических репрессий. Т.1. Август-сентябрь 1937 года. СПб., 1995. С.309. 
2.Стрельникова Е. Новомученики и исповедники белозерские// К свету. N 15. С.168. 

Реабилитирован

В 12 апреля 1989г.

 

О судьбе деда после его ареста, дети (а, следовательно, и мы) ничего не знали, но предполагали, что его, скорее всего, расстреляли.

 

Церковь Ильи Пророка в Коротце, 2007 г.

 

Учетная карточка церкви

 

К реконструкции церкви в Коротце, худ. В.Подгорный

 

Касаемо моей тетушки Ани, следует отметить, что она из всех родных больше всего любила брата Ивана, моего отца, как и он – её. И, не случайно, уходя на фронт, в своем личном медальоне он написал свои данные и адрес сестры: Ленинград, В.О. ул. Опочинина, д.35 кв.4 (здесь с 1936 г. на квартире её первого мужа Леонида Кораблёва она стала жить). Ей-то и было сообщено в личном письме (из госпиталя) начальником штаба полка, как на поле боя под Красным селом 17 сентября 1941 г. был убит мой папа. Сама тетушка особого счастья в жизни повидала мало. Перед войной она потеряла годовалого ребёнка, а затем и великолепного мужа. Говорили мне родственники, что в память о нём меня назвали его именем – Леонид.

 

Пережить блокаду

 

Когда фашистские захватчики появились под Ленинградом, тетушка, имея возможность ехать к родне в Вологодскую область, твёрдо решила остаться в своей маленькой квартирке и быть вблизи могилок Смоленского кладбища, где недавно похоронила – малыша и мужа. После войны она немногословно, но кое-что рассказывала мне и брату о блокадном ужасном и тяжелом времени, например:

― как ловила наводчика-сигналиста.

В районе Большого проспекта и начала улицы Опочининой находилось военное училище подводников (Подплав), а напротив дома по Опочининой № 35 был номерной (значит - военный) завод у «котла» – Галёрной гавани. В жилищную контору, при которой работала тетя Аня, поступило распоряжение об облаве на шпионов- сигналистов, которые в темное время суток сигналили фонариками вражеским самолётам-разведчикам о расположении в окрестности важных военных и промышленных объектов! Вместе с дежурным милиционером и с помощью тети Ани ёще одной дворничихи им удалось однажды схватить такого наводчика и получить благодарность 37 отдела милиции.

Вид из окна на номерной завод, рис.автора, 1951 г. (теперь 8 павильон ЛЕНЭКСПО)

 

Я не поверил этому – Неужели могли находиться такие предатели Родины, и какие-то подпольные организации, ими руководившие? Однако мне «неразумному» пояснила тётя Ане, что такие люди сами по себе делали это преступное дело – Злые они были на нашу власть по разным причинам; 

 

Норма хлеба 125 гр. на день, 1942 г.

 

― как поймали женщину-людоедку.

Обходя как-то свой район, участковый милиционер обнаружил замерзший труп женщины, у которой были вырезаны ягодицы. Стало понятно, что в округе действует каннибал. О таких явлениях просачивались слухи по городу, но они пресекались. Ещё бы, это был бы непоправимый морально-политический удар по авторитету руководству Ленинграда. (В книге воспоминаний профессора Д.И. Каргина о первом годе блокады имеется такое мнение о распространяемых «небылицах»: «Я относился с большим скептицизмом к такого рода слухам… Многие из них пришлось отмести как непомерную фантазию «очевидцев». Зато писатель Д. Гранин не постеснялся рассказать о людоедстве в нашем городе даже с трибуны Бундестага, куда он был приглашен в 2013 году по случаю 70-летия прорыва блокады Ленинграда. Об этих ужасах можно прочитать и в его «Блокадной книге»). Итак, продолжаем рассказ о том, как происходило задержание каннибала в районе, который обслуживала, будучи дворником, моя тетушка Анна. Январским сумрачным днём (1942 г.) она продвигалась к себе домой и увидела неподалёку копошащуюся фигуру на проторенной в глубоком снегу дорожке. Фигура эта заметила, что за ней наблюдают, и прокричала грубым женским голосом – Чего глазеешь? Проходи себе мимо, а не то убью… После этого тетя Аня увидела в её руках кухонный нож огромного размера и, не раздумывая засвистела в милицейский свисток. Но женщина с ножом резко пошла на тетушку, которой ничего не оставалось делать, как продолжать свистеть и «делать ноги». На её счастье откуда-то из-за угла появился постовой, да не один, а с соседкой по уборке территории. Они сразу всё оценили, и милиционер вынул пистолет и направил его в сторону потрошительницы трупа человека. Та заорал не своим голосом, выхватывая из-за пояса топор – Не подходи, зарублю! Дальше всё смешалось в рукопашной схватке. Охотница за человеческим мясом оказалась очень здоровой, по сравнению с «былинками-дворничихами», которых она мгновенно разбросала, но вот с милиционером она ничего не смогла сделать и тот, уложив её на снег, крутил уже ей руки. Связать их было нечем, но стражи порядка догадались использовать её головной платок и, перекатив её на стоявшие рядом санки, привязали и её саму на эти «дроги». К ней же в качестве «вещьдока» приложили и сумку с человечиной. (Говорят, что таких людоедов и заготовителей «человеческих вырезок» – расстреливали, т.к. их ненормальная психика уже не поддавалась лечению).

Таких историй у тётушки было несколько: как она продовольственные карточки нашла и отнесла в ЖАКТ; как свалилась с крыши трёхэтажного дома, туша зажигательные бомбы и осталась жива, потому что угодила в большую кучу снега; как обходила с комиссией квартиры и видела умирающих дистрофиков и – другие. Кое-кто считает, что люди, имеющие даже небольшие полномочия административной, надзорной и иной власти наживались на горе и несчастии блокадников и потихонечку мародёрствовали. Я свидетель тому, что, бывая с 1945 г. и проживая ещё 12 лет с 1947 г. у тетушки дома, я никогда никаких излишеств ни в квартирной утвари, мебели, одежде или украшений не видел. Кроме, прострелянного осколком платяного шкафа, 2-х простых пружинных кроватей, нескольких табуретов и двух деревянных стульев и стола – более ничего и не было. Это же показали и последующие её годы бессеребренничества и аскетизма простолюдина. И, как бы, между прочим, отметим, что, в том числе, и за эту её честность и беспорочность, в конце 1942 г. ей вручили медаль «За оборону Ленинграда».

 

Послевоенная пора

 

Мы с братом не были первыми, кто из 3-го колена родни (считаем условно за дедом Василием Константиновичем – первородство) очутился в гостеприимном доме тети Ани уже после войны. Раньше нас у неё оказался Анатолий (племянник – сын сестры Евстолии), демобилизованный из Северной военной флотилии. Он работал и учился по вечерам в техникуме морского приборостроения.

Тетушка взяла на воспитание моего брата Сергея с августа 1945 г., и он начал учится в 1-ом классе школы №7, что была совсем рядом. Я же остался у мамы номинально, т.к. она меня устроила в круглосуточный детский садик (лишь через два года я обрёл такое же положение, как и мой брат и стал жить у тети). Затем каждый год приезжали по одному или по два племянника (или племянницы). Что интересно, все это поколение называли тетушку – тетей Нюрой. Все они какое-то время (месяц, полгода или даже больше) жили у тетушки и определялись: кто на учебу в Ремесленные училища (теперь – ПТУ), кто становился учеником нужных городу рабочих профессий. Были и такие, которые были уже обременены семьями и они устраивались по лимиту на предприятия в области, где им сразу предоставляли кров и занятость по работе (в первую очередь, я имею в виду детей и внуков тети Саши – сестры тетушки Ани, обосновавшихся в г. Сланцы). Так моя тетушка Аня выполняла роль снабженца рабочей силой растущий слой пролетариата Ленинграда и области. А теперь, я позволю себе дать ответ на вопрос о нашем с братом «привилегированном» положение по отношению к другим племянникам нашей любимой тетушки. Свой поступок – быть для нас опекуном, тётя себе (мысленно) объяснила безысходностью положения нас и нашей родной матушки, в первую очередь, из-за характера её работы геолога «в поле», вдали от дома в неведомых местах. Главным же мотивом её благородного поступка являлась всё же память о нашем погибшем отце – её любимом брате Иване. Вот она и взвалила на себя эту непростую ношу опекуна, что бы растить двух мальчишек сорванцов. Справедливости ради, надо отметить, что мама отдавала всю пенсию за погибшего отца – тете Ане и часто по разным поводам подбрасывала ей ещё немного деньжат.

В 1946 г. тетушка вышла вторым браком за вдовца Степана Илларионовича Кузнецова, прошедшего всю Великую Отечественную войну и потерявшего всю семью в блокадном Ленинграде. Он работал машинистом водонапорной станции, что и до сих пор стоит на углу Галёрной гавани. Денежные их доходы были весьма скромными, но в общем котле, вкупе с нашими пенсионными вкраплениями – можно было прожить. Иногда тетушка вольно ль – невольно ль, подрабатывала. Она обладала даром предвидения и удачно гадала на картах. Но делала это она редко и «хитро». Вначале ей удавалось в приватном общении всё выведать у клиента, а всегда это были женщины, обделённые судьбой. Затем, на основе богатого жизненного опыта, она предсказывала будущее. В основном у неё были постоянные посетители, это – знакомые и, реже, – знакомые знакомых. Такое обстоятельство способствовало тому, что я, открывая входную дверь очередной клиентке, уже в прихожей получал угощения от неё в виде яблока или конфеты. Это почему-то запомнилось мне, как въевшийся условный рефлекс у животных. Кстати, однажды (вероятнее всего в 1963 г.) в нашей квартире появилась незнакомая импозантная дама. После окончания довольно долгого «сеанса» с ней, мне тетя Аня сказала – Это из Москвы, мать спортсменов Рагулиных[4]. Я уже слышал об этих известных деятелях советского спорта, и потому возгордился за свою тетушку.

 

Братья Рагулины, 1959 г.

 

«Подпольное оружие» тетушки

 

Можно было бы и не писать об этом. Но, как мне, кажется в этой части моих воспоминаний заключен не просто рассказ о «спасении» и горе нашей русской нации. На примере отношений опекунши со своими подопечными пришлось показать к каким проблемам может привести совсем не безобидное потребление «огненной воды»… Как я писал, в тетушкиной квартире был лет 10-15 «постоялый дом» её бедных родственников, приезжавших из Вологодчины в Ленинград для трудоустройства, а их надо было как-то привечать. Настроившись на это, в квартире появился самогонный аппарат и кадушка с квашенной капустой. Поэтому всегда для «переселенцев» была готова и чашка браги или рюмка первача, а также тарелка кислых постных щей. Я припоминаю, как примерно в 1951 г. на «дипломатическом приёме» решался вопрос быть моему брату во второгодниках или нет. Пришла к нам его учительница из школы №7 по русскому языку и литературе – Анна Еремеевна Канделаки (из гречанок).

 

Школа №7, постройки 1936 г, констуктивизм , арх.Н. Троцкий

 

И тезки схлестнулись в вопросе, как же заставить «паршивца» исправиться и учить правила да стихотворения. Обсуждение зашло в тупик. И тут всплыло «подпольное» оружие – и две бабульки пригубили сладкую бражку. Вопрос после этого был как-то улажен, и Сергея перевели в 8 класс. Вижу, что получилось непедагогично и неэтично, но приоткрою секрет. Сергей был в эту пору уже влюблен, сочинял безответные стихи и даже посещал литературный кружок, где, участвуя в конкурсе, сделал лучший перевод из всех кружковцев. Стихотворение было, что называется «в струю» и потому у него был громкий успех. Переводили из Ф.Шиллера – «Дева из чужбин». На конкурсе этот перевод поручили прочитать мне. Помню только первое четверостишие (еще бы прошло 60 лет!):

 

В одну долину к бедным пастухам

Весною ранней девушка являлась

Под пенье птиц, подобная богам,

И вся округа ею любовалась…

 

Илл. к стихотворению Ф.Шиллера

 

Сергея признали школьным поэтом. Но вот, увы. Ещё года два Сергей писал любовные вирши, затем талант его стал хиреть, и в основном из-за отвергнутой любви Ирочки Баршай и начавшегося из-за этого пристрастия (на всю оставшуюся жизнь) к «подпольному» оружию тетушки, благо оно было всегда под рукой… Вот она иллюстрация и спасения и горя нашей нации.

Приведу ещё один пример, когда «подпольное оружие» сыграло полезную для нас службу. В период 1952-1953 гг. началось возведение сталинских улучшенных домов на больших пустырях вокруг гаванских «халуп».

 

Дом - Гаванская, 19

 

Дом - Гаванская, 21

 

По проекту дом №35 по Опочининой улице, стоявший ближе к Гаванской ул. предполагалось снести. Дом был трёхэтажным с подпорками в каждой комнате. К нам на квартиру приходила одна комиссия за другой. Наконец, пришел сам начальник Отдела распределения и заявил, что согласно прописке двух человек – мужа и жены (Анны Васильевны и Степана Илларионовича), нам дадут лишь однокомнатную квартиру. Дети (я и брат), находящиеся под опекой, здесь не прописаны и в планы Отдела не внесены. Что делать? Тетушка уговаривала этого начальника уж и так и этак, трясла документами об опеке и похоронкой на нашего отца, но бюрократ был, непобедим. И тут тетя Аня пустила вход главное орудие своей аргументации. Давай, Михаил Андреевич, поговорим по душам – сказала она и… быстро накрыла на стол, поставив и квашенную капусту с картошкой и бутылочку первача… Уходил начальник от нас чуть ли не на четвереньках, но зато коррективы в планы Отдела были внесены, т.к. мы срочно были прописаны. В августе 1956 г. мы благополучно въехали в новую двухкомнатную квартиру в доме на Гаванской, 34.

 

Я и брат в новой квартире, 1958 г.

 

Последние годы

 

Женился мой брат Сергей в 1960 г. и я оказался лишним в нашей ребячьей комнате, где молодожены с удовольствием разместились. Но до этого я успел вылепить голову (бюст) тетушки в 0,8 величины из пластилина. Это был подспудно мой укор тетушке, которая не поддержала моё увлечение лепкой (см. об этом в моем сайте в статье «Женщины в моей жизни»). Скульптура долго стояла на шкафу, пока не пропала окончательно. А тогда я вынужден был переселиться к маме в её комнату в коммунальной квартире на ул. М. Горького, 27. Мама к этому времени уже не ездила «в поле». Вскоре тетю Аню уговорила сестра Евдокия взять под опеку (внучку последней) – глухонемую Нину, проживавшую со своими родителями в Череповце. Родителями оказались двоюродными братом и сестрой из третьего колена рода Кореневых, но обеспечить её нормальное развитие в специализированном учебно-воспитательном учреждении после достижения девочкой 7 лет было невозможно. Просто такого заведения в Череповце не было. Т.к. тетушка была добросердечным человеком, то она прописала её к себе и, тем самым, обеспечила её возможность устройства в интернат для глухонемых детей, что открылся недавно в Ленинграде на Каменном острове. Проучившись 4 года в этом интернате, Нина неожиданно потеряла отца Николая, а мама её Ира оставалась жить в Череповце с младшим братиком Колей, со здоровьем которого было всё в порядке. Года три- четыре я периодически навещал тетушку, а заодно возился с девочкой-инвалидом, устраивая ей по выходные дням прогулки по городу. В 1969 г. тетю Аню парализовало и её сестра Евдокия стала у них часто и по нескольку дней жить, ухаживая за тетей Аней, но не оставляла бесхозным и свою квартиру на Канонерском острове. Однажды она мне позвонила по телефону и сообщила – Анна умерла. Я осознавал, что все хлопоты по похоронам лягут на меня, и поэтому сразу же бросился на квартиру тетушки. Приехав, увидел такую картину – около тела Тети Ани сидят и ревут: дядя Степа и тетя Дуся. Я тоже присел и присоединился к ним. Однако, проплакав некоторое время, я обратил внимание, что тело тетушки подает признаки жизни – она дышала. Да вы что? – закричал я – Ведь она же жива. Оказалось, что легкая её парализация усугубилась – она потеряла дар речи, и мои деды решили, что пришел конец её жизни. Тут же я бросился к главному врачу лиижтовской поликлиники (я работал в этом вузе) – к Азе Николаевне и привёз её к больной. А через три месяца она поставила её на ноги, и тетушка прожила ещё в нормальном здравии полтора года. Тогда же на семейном совете было решено, что опекунство моей племянницы Нины до её совершеннолетия нужно переложить на меня. Я не возражал. Проходя процедуру утверждения меня опекуном на заседании Исполкома Василеостровского района, мне задали вопрос – Почему Вы согласились быть опекуном племянницы? Ответ был краток – Я сам воспитывался в течении 11 лет под опекой моей тетушки. Вопрос сразу же был решен. Однако, буду самокритичным – опекуном я был формальным, т.к. её родная бабушка (тетя Дуси), наконец-то, поняла, что Нина её родная внучка, и она стала относиться к ней с усиленной заботой, отодвинув меня на второй план.

 

Бумага об опеке

 

Главная же героиня моего очерка тетушка Аня упокоилась на Северном кладбище в январе 1972 г., Тогда почти вся родня, которой она в жизни помогла, прибыла на её похороны.

 

А теперь я всё реже и реже навещаю её могилку, но в душе моей она осталась навсегда «второй мамой»!